Реферат: Гражданское общество в либеральном контексте
я1Гражданское общество в либеральном контексте:
я1категорияя0 я1скорее остаточная чем независимая.
Основные требования демократических свобод в теории
гражданского общества, несомненно, имеют корни в историчес-
ком опыте социальных движений рушащегося коммунистического
мира /Rau, 1991/. Однако, в отличие от cоциалистических пре-
образований как радикальных демократических перемен, в тео-
рии гражданского общества гораздо большие надежды возлагают-
ся на высвобожденный потенциал социального развития в демок-
ратическом обществе как на "уравновешивающие силу" воздейс-
твия и независимый социальный " движитель" против застоя и
экономического всевластия /Cohen and Arato, 1992, 418-91/.
Соответствующие практические доказательства появились
как раз в фарватере этих надежд. Как раз когда гражданские
или социальные движения в Восточной Европе исчезли, западные
общественные движения вели борьбу за выживание в условиях
жестких мер по урезыванию бюджета, берущих верх над програм-
мой свободных демократий. На востоке, от Балтии до Берлина,
гражданские движения были сметены новой логикой государства
и рынка. В то время как бывшие коммунисты празднуют на выбо-
рах одну победу за другой , а рыночные стратеги помогают им
своими провалами и нищетой, которую принесла о собой шоковая
терапия в экономике, гражданские движения отброшены назад
почти до своего истока, откуда они начинались - до нелегаль-
ного положения, подполья. Чешский Республиканский Гражданс-
кий Форум был предан забвению. Солидарность в Польше была
разогнана парламентом. Новый Форум в Восточной Германии
прекратил существование практически с того момента, как пар-
тии Западной Германии одержали верх на выборах в воссоеди-
ненной Германии. Зеленые Западной Германии даже не пытались
пробиться в первый всегерманский парламент. То, что в Италии
прогрессивный альянс экс-коммунистов, Зеленых и других дви-
жений с социальной направленностью был подавлен правым кры-
лом коалиции, в одночасье возникшей на волне популистских
лозунгов и при поддержке неофашистов, едва ли внушает веру в
демократические преобразования.
Разумеется, теория гражданского общества провозглашает,
что либеральные силы социальных движений должны добиваться
влияния именно вне сферы политики власти. Но рекомендации
политической теории, ставящей в качестве первоочередной цели
прежде всего достижение демократических свобод, не лишаются
веса при взгляде на скомпрометировавшую себя реальность су-
ществующего положения, как это может показаться. Возможность
создания гражданского общества как третьего выбора между го-
сударственным социализмом и рыночным капитализмом - это, на
самом деле, разбитые надежды. Однако, это дает право еще раз
пересмотреть теоретические предпосылки, а если быть точным,
- поднять вопрос, можно ли вообще гражданское общество выде-
лить в отдельное понятие в качестве независимой области, не
подвергая при этом сомнению логику государства и рынка.
Прежде всего, это вопрос противогегемонистской независимой
идеологии, отличной от доминирующей.
Хоббс, по-видимому, был первым, кто провозгласил необ-
ходимость общепринятой всеобщей и открыто проводимой в жизнь
гражданской религии или идеологии, "Единства" побуждений и
наказаний /Leviathan, 1651, XYII/ в обществе, движимым уст-
ремлениями отдельных людей. Спустя одно поколение Локке так-
же считал само собой разумеющимся, что подобный переход ко
всеобщей общественной идеологии уже существует или же нахо-
дится в процессе создания. Следовательно, его забота - увяз-
ка общественно значимого и "отдельных интересов" /Second
Treatise, 1688, $ 138/ в гражданском обществе, рационально
саморегулируемом на основе всеобщих принципов собственности
как общей генеральной линии поведения человека. Вопрос здесь
не в том, воспринимал ли Локке собственность с точки зрения
чувства стяжательства, что позволяло бы отнести его к классу
теоретиков "собственнического индивидуализма" /Macpheson,
1962/. Важнее здесь другое: он начал интерпретировать "все
права человека как рыночные товары потребления" , для него
собственность "придает, по видимому, личности политическое
качество", и, наконец, это всеобщая идеология прав собствен-
ности ограничивает деятельность правительства определенными
рамками /Laslett, 1988, 102; 105; 112/.
Как универсальная идеология, саморегуляция общества на
основе прав собственности включает землю и труд. Предвосхи-
щая Маркса, Локке утверждает: этот труд в действительности
является отражением разницы в ценности любой вещи" /Second
Treatise, $ 40/. Однако то, что предлагалось Локке в качест-
ве универсального механизма, Маркс подверг критике и опреде-
лил как доминирующую классовую идеологию подавления и экс-
плуатации, проводимую в жизнь государством, которая не осу-
ществляет всеобще регуляцию демократических прав и порядка,
сохраняясь в руках правящих классов в качестве инструмента.
Маркс был, несомненно, первым, кто стал утверждать что клас-
совый антагонизм в отношении собственности является неотъем-
лемым свойством социального устройства.
Гегель, например, также утверждал, что "универсаль-
ность" не является необходимым или даже желательным условием
"гражданского общества", движимым "эгоистическими целями" в
пределах сфер "торговли и коммерции", что, в частности,
"различные интересы производителей и потребителей" вызовут
"борьбу всех против всех" и что, следовательно, "единство
универсального должно быть распространено на всю область
частностей" /Elements of the Philosophy of Right, $$ 229-36/
Универсальность представлялась ему двойственной: партикуляр-
ность гражданского общества должна трансцендентально перехо-
дить в государство, потому что "она является лишь составной
частью государства, и каждая личность сама обладает своей
объективностью, правдой и этической жизнью" /$258/. С другой
стороны, внутри сферы гражданского общества "органы охраны
порядка" и "корпорации" должны гарантировать универсальность
благосостояния каждого в его частной жизни /$229/. Важно
здесь, что Гегель заново открывает корпоративистские струк-
туры старого социального порядка и объединяет их, неcколько
туманно, в организованное целое: гражданское общество,
структурированное по "ветвям" соответственно роду занятий,
становится "областью поcредничества" между отдельными инди-
видуумами и универсальными условиями частной жизни/$251,
182/. Итак, универсальной конечной целью корпорации было
"наложение" гражданского общества "на государство" /$256/.
Подобно Гегелю, теоретики либерального гражданского об-
щества /Cohen and Arato, 1992 ; Sedaitis, 1991/ рассматрива-
ют экономическую область договорных и рыночных отношений как
данность. Как и Гегель, они также видят в политической сис-
теме или государстве единственную возможность добиться орга-
низации всеобщности. И наконец, опять же подобно Гегелю, они
видят в многообразии структур гражданского общества возмож-
ность посредничества и воздействия, так сказать выявления
лучшего как в экономической, так и политической сферах об-
щества. Отличие от Гегеля состоит в том, что современные те-
оретики считают, что гражданское общество составляют не ста-
рые корпоративные структуры, а социальные движения, сформи-
ровавшиеся скорее по признаку происхождения, а не профессио-
нальной деятельности. Более того, вместо неопределенного у
Гегеля "наложения" гражданского общества на государство,
выдвигается более существенное допущение: сохранение автоно-
мии и формы общественных движений даже, в случае необходи-
мости, и путем гражданского неповиновения. В принципе, в те-
ории либерального гражданского общества больше не оспарива-
ется эта точка зрения, увеличивающая сомнения относительно
того, могут ли социальные , движения действовать в течение
длительного времени независимо, не поглощаясь сферами компе-
тенции государства и рынка.
По Гамски, гегелевские корпоративные структуры граж-
данского общества были частью идеологических суперструктур,
"частным голосом Государства", поддерживающим и питающим
господствующего идеологию, в особенности, в периоды зкономи-
ческого кризиса /Prison Notebooks, 1935, 29О/. По крайней
мере, подразумевается, что это означает: гражданское общест-
во может только тогда избавиться от своей зависимой роли,
играющей "вторую скрипку" в господствующей идеологии, и за-
воевать автономию, когда всеобщий "кризис власти" /210/ ос-
лабляет это господство, и гражданское общество становится
независимой идеологической силой, внушающей доверие в отли-
чие от авторитета власти. Это был случай в Италии Грамски,
когда господствующая идеология буржуазного либерализма попы-
талась ослабить свою гегемонию, потерпела крах и открыла до-
рогу корпоративным структурам фашизма.
Дыхание перехватывает, когда понимаешь каким образом
обобщения Грамски могут быть приложены с очевидными истори-
ческими модификациями к недолго просуществовавшему опыту по-
литического либерализма во многих странах бывшего коммунис-
тического блока /например, Россия, Босния/ и своей противо-
положности, индуцируемой силами авторитарного национализма и
застоя. Гражданские ,движения в странах Восточной Европы,
заявившие о себе в противовес слабеющей власти государствен-
ного социализма во многих других странах /например, Чехосло-
вакии, Восточной Германии/, стали терять шансы на независи-
мое выживание, как только довлеющие силы демократического
государства и рынка стали набирать все больше сил.
Можно сделать также некоторые наблюдения о взлете и па-
дении социальных движений в западных индустриальных держа-
вах. Подъем альтернативной культуры 60-к годов совпал тогда
с верой в экономический рост. Альтернативное социальное экс-
периментирование допускалось подобно шутам при средневековых
королевских дворах, чье существование только помогало упро-
чению власти правителей. Когда же после 1975 г. страну пора-
жал экономический кризис, эти альтернативные движения сразу
же подвергались резкой критике как "соперничающие". В стра-
нах с особенно сильной и однородной доминирующей культурой
/например, США/ эти движения были вовлечены основным потоком
в нормальную экономическую жизнь /например, Че-Гевара на
теннисках/. В менее однородных политических культурах /нап-
ример, Германии, Италии/ радикальные элементы регрессировали
от гражданского неповиновения до подпольного терроризма, и в
конце концов уничтожались.
В Германии умеренные элементы движений перегруппирова-
лись и вновь появились на поверхности общественной жизни в
качестве организованных гражданских инициатив, сфокусировав-
ших свое внимание на "новых направлениях политики" мира и
защиты окружающей среды. В конечном счете, успех этих движе-
ний оказался даже зависимым от основных политических тече-
ний. Партия Зеленых в Западной Германии могла стать на сов-
ременном этапе наиболее ярким примером гражданской организа-
ции, действующей независимо от главных направлений деятель-
ности государства и рынка; тем не менее ее успех стал, по
иронии судьбы, успехом на выборах. Завоевав места на всех
уровнях правительства в Западно-Германской федеральной сис-
теме, позиции Зеленых должны были не только не ослабеть, но
более того, Зеленые стали основным течением политики и вли-
вались в платформы других партий. "После десятилетия органи-
зационного периода создания и адаптации Зеленые все больше
зависят от их собственных политических действий /Poguntke,
1993, 182/. И как показывает локаут западно-германских Зеле-
ных на объединительных выборах 1990 г., их успех по-прежнему
зависит от способности доминирующих сил организовать идеоло-
гическое руководство политическими дискуссиями.
Может показаться, что активность независимых гражданс-
ких объединений оказалась ущемленной при режиме "ограничен-
ного плюрализма /Beyme, 1980/, который был основным регуля-
тором при определении границ и масштабов либеральной полити-
ки. Это регулирование может включать ограниченное право на
гражданское неповиновение, а также может предоставлять огра-
ниченную независимость на созидательное экспериментирование
с альтернативными формами социальной жизни. В действитель-
ности, выдвижение предварительных условий такого ограничен-
ного допущения независимости при режиме руководства правящей
организацией также старо, как происхождение самой современ-
ной системы либеральных направлений политики.
В самом начале 16 века, когда после распада единой
христианской всеобщности в политику были допущены многочис-
ленные религиозные течения и терпимость к ним, многие теоре-
тики постулировали "право на сопротивление" злоупотреблениям
тиранической власти, причем это право могло только сдержи-
вать гегемонию государства и общества, когда и если те попи-
рали свои собственные толкования естественных и/или божест-
венных законов и порядков. При этом вопрос об исходной за-
конности этих правителей и их требований вообще не имел пра-
ва на существование. Без радикального же оспаривания порядка
подавления право на сопротивление оставалось скорее остаточ-
ной чем независимой категорией /Hueglin, 1991, 230-34/. Точ-
но также в XX-том веке, когда буржуазное общество благодаря
постепенному распространению принципа подчинения меньшинства
большинству стало действительно прислушиваться к мнению
большинства, либеральные мыслители, подобно Джону Стюарту
Миллу, горячо призывали в этой новой обстановке "коллектив-
ной посредственности" дать возможность быть "свободными ме-
нестрелями" необычным и странным людям, которые, единственно
могли вести общество к прогрессу /On Liberty, 1859, III/.
Можно критиковать это высказывание , видя в нем жалобу на
отсутствие привилегий, положения или интеллекта. Милл связы-
вал возрастание роли усредненных собственных взглядов с нез-
начительной динамикой рыночного общества, но он не дошел до
анализа доминирующих сил или классов, управляющих как новой
индустриализацией, так и новым идеологическим единообразием.
Тем не менее он надеялся, что дав волю нешаблонному и нова-
торскому, можно добиться разделения сфер, не тесня при этом
доминирующие силы. Без подобной просьбы "потесниться" сво-
бодное пространство нешаблонного и новаторского было бы
просто остаточной категорией социального бытия, зависящей от
уступок со стороны главенствующих в обществе сил и не спо-
собной на свой собственный выбор.
Гражданское неповиновение и терпимость по отношению к
альтернативным концепциям социальной жизни в теории и прак-
тике, несомненно, существенно способствовали либерализации и
качеству перемен в демократических обществах, хотя, собс-
твенно говоря, они не утвердили независимость гражданских
объединений, принявших на себя дело освобождения и перемен в
обществе. По-видимому, гражданские объединения могут созда-
ваться лишь как остаточная категория социальной жизни,если
они не бросают серьезный вызов главенствующим силам госу-
дарства и рынка. Подобно условию благосостояния Гегеля, дея-
тели гражданских движений, действуют ли они на низших уров-
нях или же в самых высоких слоях, могут лишь подготавливать
перемены внутри ограничивающих условий доминирующей идеоло-
гии, однако они не в состоянии похоронить эту идеологию. Ге-
гемония государства и рынка продолжает решать, какого рода
нововведения она допустит и каким образом. Наоборот, либе-
ральное гражданское объединение может получить независимую
силу для проведения перемен только при условии ослабления
действующего аппарата управления или кризиса власти. Важным
представляется тот факт, что это объединение не может созда-
вать этот кризис, а по-прежнему зависимо от внутренних про-
тиворечий государства и рынка.
Теории либерализма гражданского общества хотят иметь
независимую область между рыночной сферой, с одной стороны,
и сферой всеобщего политического порядка, - с другой. Что,
по-видимому, отсутствует, - так это разработка понятия адек-
ватных условий такой социальной организации, которая бы поз-
воляла бы на практике создание подобной автономии третьего
порядка. Далее в статье следует обсуждение плюрализма и общ-
ности, с точки зрения этих условий.
я1Гражданское общество в либеральном контексте:
я1предпосылки для общности и плюрализма.
я1Феномен плюрализма должен стать
я1объектом исследований на уровне
я1политической структуры, струк-
я1туры экономики и в области
я1культурнойя0 я1жизни.я0
я1Станислав Эрлих, 1982, 233
Теоретики гражданского общества 19-то столетия, такие
как Гегель, вновь обратились к старому устройству гильдий,
цехов и профессиональных объединений, романтически томясь по
стабильности и чувству сопричастности. Маркс предложил пос-
мотреть в зеркало новым классам буржуазии эры индустриализа-
ции, чье отражение на тот момент должно было бы устрашать
гораздо больше, чем призрак коммунизма: "Все устоявшиеся,
намертво замороженные отношения с их хвостом древностей и
тянущимися из глубины веков предубеждениями и взглядами сме-
таются, все вновь формирующиеся отношения устаревают, прежде
чем они могут закостенеть" /Communist Manifesto, 1848, 476/.
Он также дал объяснение, почему буржуазное общество /скорее
чем гражданское/ открыло эту эпоху беспрецедентных течений:
потому что "имущественные отношения выпали из первобытных и
средневековых общин" /Jerman Ideologi, 1846, 163/.
Интересно, что община была вновь открыта в качестве
лакмусовой бумажки сплоченности точно таким же образом, ка-
ким неоконсерваторы сегодня традиционную жизнь сообществ
/Walzer, 1992, 107/, но не как автономное образование с
собственными понятиями о справедливости, а как гарант соци-
альной стабильности, освобождающий государство и рынок от их
обязательств по благоустройству. Только немногие видели в
общине реальную альтернативу. Прудон рассуждал о возможнос-
тях "агропромышленной федерации" производственной общины /Du
Principe Tedetativ, 1863, 67/. Кропоткин предлагал "взаимо-
помощь" в качестве основного антропологического условия в
организации общины /Mutual Aid, 1902/. Гирле рассматривал
"свободный ассоционализм" как необходимое условия ,для "пре-
одоления центристских равно как и индивидуалистических" тен-
денций в современном обществе /1880, 263/.
Гирке в особенности обращался к некоей политической те-
ории начала нынешней эпохи, которая определяла гражданское
общество как политический "союз сообществ". В противовес за-
централизованному территориальному государству Альтузиус пы-
тался отстаивать общинную автономию гильдий, городов и про-
винций в системе "общественного федерализма" /Hueglin, 1991;
1992/. Основная идея этой политической теории состояла в ор-
ганизации "самодостаточности" при наличии множественности
политических сообществ или "консоциатов", соединенных по
принципам взаимодополняемости и единства, живущих в соот-
ветствии со сложившимися веками устоями по всей вертикали,
начиная от семьи и гильдии до города, провинции, и кончая
единым миром /Hueglin, 1993; 1994/.
Взаимодополняемость означает, что каждое сообщество
свободно в выборе - оставить за собой полномочия, необходи-
мые и полезные для организации социальной и экономической
жизни, делегировать же часть полномочий следующему по верти-
кали уровню управления можно лишь с согласия всех членов со-
обществ данного уровня. Единство же означает, что все сооб-
щества должны быть связаны обязательствами по оказанию друг
другу поддержки и "обоюдной помощи" /auxiliis mutuis; Poli-
tica, I.27/. Взаимодополняемость, таким образом, определяет
границы диалектического равновесия между автономией и единс-
твом. С одной стороны, регулирующая роль иерархического уст-
ройства управления призвана сохранять автономные права каж-
дого члена сообщества, которые не должны возрастать или при-
нижаться один за счет другого /XXIX.2/. С другой стороны,
целью иерархического устройства управления является справед-
ливое обеспечение условий жизни для всех /XYI.2; YI.47/.
Политическая теория Альтузиуса - яркое напоминание не
только о том, какую роль старое корпоративное устройство
гильдий и цехов играли на самом деле в организации социаль-
ной жизни в свое время, то также и о том, какие реальные
альтернативы могли бы получить свое развитие, последуй сов-
ременный мир за Альтузиусом, а не за Бодиным и Хоббесом /Bu-
ber, 1967; Bloch 1972; Nisbet 1973; Triedrich, 1975, Mc Rae,
1979/. Важно отметить, что Альтузиус собственно не воспроиз-
вел старый порядок узких корпораций c их привилегиями и
"хвостом древностей и освященных веками предрассудками и
взглядами". Он пошел дальше, трансформировав это устройство
и выдвинув первую современную теорию федерализма - "социаль-
ного" федерализма, поскольку в качестве членов должны были
включаться союзы по профессиональным, а также по территори-
альным признакам. Она могла бы стать реальной альтернативой
централизованному территориальному государству, создающей
благодаря своей конструкции социальной жизни равновесие
межгрупповой автономии и всеобщего единства. Конечно, беспо-
лезно сожалеть, что миром стали править централизованное го-
сударство и рынок, и что Politica Альтузиуса была обречена
на вековое забвение. В некоторых современных теориях, в об-
щем, видны попытки сконструировать гражданское общество как
независимую категорию социального существования в мире госу-
дарства и рынка. В них содержатся советы обратить настойчи-
вое внимание на требования Альтузиуса групповой солидарности
и самодоcтаточности в качестве обязательного предварительно-
го условия подобной независимой категории.
Ведь именно недостаток сплоченности и групповой иден-
тичности могут считаться причинами того, что современные
гражданские общественные движения являются проходящими и за-
висимыми. Если итоги деятельности Партии Зеленых в Германии
позволительно распространить на другие гражданские общест-
венные движения, другими оловами говоря, Зеленые представля-
ют собой тип "новых политиков", строящих деятельность на ос-
нове "личных предпочтений, которые могут принимать различные
обличия по отношению к разным процессам" /Poguntke, 1993,
181/, тогда окажется, что именно индивидуализм и гетероген-
ность - ближе всего к истине на пути к верному делу и соли-
дарности. Заимствуя лаконичность выражений у естественных
наук, можно сказать, что период полураспада гражданского об-
щества просто может быть короче, чем период полураспада го-
сударства и рынка.
Или же, как это выразил одни из ранних поборников сов-
ременных гражданских движений: прогрессивные движения, оспа-
ривающие устоявшееся гегемоническое устройство, сами также
подвергаются "одновременно двум опасностям; одной - в виде
оппортунистической ассимиляции, другой - групповщине" /Bah-
ro, 1980, 312/. Диссоциация при ассимиляции будет смертью
гражданских объединений, если они окажутся неспособный соз-
дать структуры сплочения, предохраняющие отдельных членов от
обратного дрейфа в основной поток. Групповщина, или сектанс-
тво - это типичный случай со смертельным исходом для объеди-
нений, которые существуют только в головах их членов, не
имея однако контроля над материальным базисом жизни. Таким
образом, гражданское общество как движущая сила демократи-
ческих преобразований не может лишь теснить либеральный sta-
tus quo политики и экономики. На политическом, равно как и
материальном, уровне социальной жизни оно должно утверждать
себя в качестве радикальной альтернативы государству и рын-
ку, а не как видоизменение условий их существования.
Организовать структуры, сплачивающие объединение или
союз, представляется возможным лишь в небольших группах о
относительно однородными интересами и условиями жизни. Поли-
тическая система государства и политическое сообщество, с их
идеологическим монополизмом всеобщих законов и порядков,
распространяющихся на каждого, в том числе, и в практической
жизни, должно опровергаться и замещаться множественными фор-
мами децентрализованной политической демократизации. Федера-
лизм на основе взаимодополняемости может на деле продвинуть
вперед организацию такой множественности как перехода к ав-
тономии, обладающей далеко идущей силой самоопределения, за-
щищая против поглощающего и ассимиляционного давления со
стороны системы гегемонии, а также как переход к универсаль-
ной ценности сплоченности, построенной в соответствии с
обычными канонами прав индивидуума, предохраняя против отка-
та к узким идеологическим сообществам местной тирании.
Подобные автономные области самоопределения, очевидно,
не могут существовать в головах их членов, не могут они и
простираться до суперструктурной регуляции закона и порядка.
Они должны включать материальную регуляцию экономической
жизни. Таким образом, гражданское общество должно радикально
противостоять универсализированной системе рыночного обмена.
Вместо провозглашения "всех прав человека как рыночных пот-
ребительских стоимостей" экономическая сфера должна гумани-
зироваться со всеми вытекающими отсюда следствиями: обычным
сводом социальных прав, защищающих плюрализм социальных
структур против силы поглощения и ассимиляции рынком и доми-
нантными силами экономической жизни.
Такая защита должна была бы включать, к примеру, конт-
роль производительных сил на местах /например, за перемеще-
нием капитала/, а также социальную регуляцию торговли с
целью предотвращения социального дэмпинга /например, когда
сбиваются цены путем допущения условий работы и социального
обеспечения ниже принятых/, и совместное определение необхо-
димых нововведений в производстве в соответствии с местными
потребностями, ресурсами и рынком рабочей силы /например,
через советы потребителей, местный бизнес, рабочую силу и
советы по окружающей среде/. В условиях гибкого производства
это не обязательно должно означать возврат к нерациональной
системе местных отдельных производств. Собственно говоря,
это означает, что соображения по производству, его интересы
не должны оставляться только на усмотрение вложенного капи-
тала, они должны определяться внутри гражданского общества,
включающего капитал, ресурсы, мнение рабочих.
Вышеизложенное - не ново, однако имеется опасность, что
все это будет вырвано о корнем из теории и практики, если
после краха коммунизма управление и контроль над либеральной
идеологией приобретет глобальный характер. Пока "реальный
социализм" существовал в качестве другого гегемона, нельзя
было так просто отмахнуться от теоретических обоснований по
поводу возможности "социалистического плюрализма". Станислав
Эрлих настаивал на возможности "социального и политического
плюрализма", чтобы потеснить одноликую гегемонию идеологии
марксизма, указывая на подразумеваемое Марксом одобрение
Прудоном "общественного плюрализма" или обращая внимание на
мнение Каутского по поводу "различных форм отношений собс-
твенности", и наконец, провозглашая, что "плюрализм не есть
характеристика, присущая исключительно некоторым конкретным
социально-политическим системам или формам государства"
/1980, 34-43/. Представляется, что в конце данной статьи
подходящим будет призыв не забывать мечту Эрлиха о гражданс-
ком обществе, осуществляющим контроль за социальным, зконо-
мическим и политическим потенциалом. По-видимому, одновре-
менно с крушением скомпрометировавшего себя социализма-ком-
мунизма советского образца только начинается эра социалисти-
ческого плюрализма, его теория и практика.
Примечания
1. Наиболее тщательным и исчерпывающим в этой области
на настоящий момент является монументальный труд Гражданское
Общество и Политическая Теория, Jean L. Cohen и Andrew Arato
/1992/. Эта работа была подвергнута критике как "экономичес-
ки пассивная" со стороны радикалов, не готовых дать теорети-
ческое обоснование реальности "социалистического гражданско-
го общества" /Keane, 1988, 86/.
2. Интерпретация Английской Революции с классовым пози-
ций подвергалась нападкам в истории несколько раз, пока она
не утвердилась окончательно. Хилл в целом следовал дорогой
классового анализа с большими предосторожностями, избегая
модернистских отклонений от Маркса. Наблюдаемое в настоящее
время возобновление атак на класс как многозначительную ка-
тегорию исторического исследования является, по-видимому,
частью общего отхода интеллектуальных сил от социального
анализа и интерпретации, - не "экономически пассивны". Новый
журнал Left History отважно принял на себя эти спорные воп-
росы /Gentles, 1994, 111-17/.
3. Было бы, конечно, самонадеянным ограничить позиции
либералов рассмотрением нескольких узких мест. Целью, данной
работы было лишь идентифицировать те элементы либерализма,
которые а/ явились продолжением либеральных традиций от
Хоббса до Роулса; б/ являются существенной частью доминирую-
щей идеологии рыночного либерализма сегодня; в/ оказываются
теми моментами в позиции либералов, которые не состыкуются с
аргументами теории гражданского общества типа - возможно со-
существование различных сфер с различной логикой.
4. Теории гражданского общества сегодня также посвящено
большое количество литературы с большим разнообразием поло-
жений. В настоящем кратком обзоре представлены те из них,
которые выведены из опыта центральной и в особенности вос-
точной Европы. В соответствие с этим опытом отвергается воз-
можность "социалистического гражданского общества", которое
бы простиралось над сферой материального воспроизводства,
вместо чего настойчиво требуется выделение отдельных облас-
тей с различной логикой. Цель работы - определить те элемен-
ты и положения теории гражданского общества, которые, про-
возглашая сосуществованние с либеральными сферами государс-
тва и рынка, на деле фактически несовместимы с ними.
