�стория развития науки юридической психологии

Орловский Государственный Университет

Реферат на тему:

«История развития юридической психологии»

Составил

студент 103 группы

юридического факультета

Колесников Александр

Орел, 1999 г.

ПЛАН:

Вступление

Ранняя история юридической психологии

Оформление юридической психологии как науки

История юридической психологии в ХХ столетии

Юридическая психология — одна из сравнительно молодых отраслей
психологической науки. Первые попытки систематического решения некоторых
задач юриспруденции методами психологии относятся к XVIII в.

В развитии юридической психологии можно выделить следующие три этапа:

Ранняя история юридической психологии — XVIII в. и первая половина XIX
в.

Первоначальное оформление юридической психологии как науки — конец XIX
в. и начало XX в.

История юридической психологии в XX столетии.

РАННЯЯ ИСТОРИЯ ЮРИДИЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ

Как большинство новых наук, возникших на стыке различных отраслей
человеческих знаний, юридическая психология на первых этапах своего
развития не имела самостоятельности и не располагала специальными
кадрами ученых. Относящиеся к этой дисциплине вопросы пытались решать
отдельные психологи, юристы и даже специалисты в других областях знаний.
Начальный этап развития связан с необходимостью обращения правовых наук
к психологии для разрешения специфических задач, которые не могли быть
решены традиционными методами правоведения. Юридическая психология, как
и многие другие отрасли психологической науки, прошла путь от чисто
умозрительных построений к научно-экспериментальному исследованию.

Одним из первых авторов, который рассмотрел ряд судебно-психологических
аспектов и идею гуманизма, был М.М.Щербатов (1733—1790). В своих трудах
он требовал, чтобы законы разрабатывались с учетом индивидуальных
особенностей личности человека, один из первых поднял вопрос об
условно-досрочном освобождении от наказания. Он положительно оценивал
фактор труда в перевоспитании преступника.

Представляют интерес и работы И. Т. Посошкова (1652—1726), в которых
давались психологические рекомендации относительно допроса обвиняемых и
свидетелей, классификация преступников, затрагивались и некоторые другие
вопросы.

Распространение идеи исправления и перевоспитания преступника заставило
право обратиться к психологии для научного обоснования этих проблем. Над
их решением в начале XIX в. в России работали В. К. Елпатьевский, П. Д.
Лодий, Л. С. Гордиенко, Хр. Штельцер и др.

Однако сама психология, носившая в то время метафизический,
умозрительный характер, не могла даже в союзе с уголовным правом
разработать достаточно обоснованные критерии и методы изучения
человеческой личности.

Значительное количество работ по юридической психологии появилось в
России в 3-й четверти XIX в. Это работы И. С. Баршева «Взгляд на науку
уголовного законоведения», К. Я. Яновича-Яневского «Мысли об уголовной
юстиции с точки зрения психологии и физиологии», А. У. Фрезе «Очерк
судебной психологии», Л. Е. Владимирова «Психические особенности
преступников по новейшим исследованиям» и некоторые другие.

В указанных работах высказывались идеи чисто прагматического
использования психологических знаний в конкретной деятельности судебных
и следственных органов. Так, И. С. Баршев, например, писал, что если
судья не знает психологии, то это будет «суд не над живыми существами, а
над трупами».

В работах немецких ученых И. Гофбауэра «Психология в ее основных
применениях в судебной жизни» (1808) и И. Фридриха «Систематическое
руководство по судебной психологии» (1835) сделана попытка использовать
данные психологии в расследовании преступлений.

Психологические вопросы оценки свидетельских показаний занимали и
выдающегося французского ученого-математика Лапласа. В «Опытах философии
теории вероятностей», изданной во Франции в 1814 году (русский перевод —
М., 1908), Лаплас рассматривает вероятность свидетельских показаний
наряду с вероятностью исходов судебных приговоров, резолюций на
собраниях и т. д., пытаясь дать им оценку в математическом исчислении.
Он считал, что элементы вероятности того, что данное показание
соответствует действительности, слагаются:

• из вероятностей самого события, о котором повествует свидетель;

• из вероятности четырех гипотез в отношении допрашиваемого:

а) свидетель не ошибается и не лжет;

б) свидетель лжет, но ошибается;

в) свидетель не ошибается, но лжет;

г) свидетель и лжет, и ошибается.

Лаплас понимал трудность оценки подобным образом правдивости или
ложности показаний свидетеля из-за большого числа обстоятельств,
сопровождающих факты, о которых они свидетельствуют, но считал, что суд
в своих суждениях также опирается не на математическую достоверность, а
лишь на вероятность. Но тем не менее схема Лапласа интересна как первая
попытка создать научную методику оценки свидетельских показаний.

Изучение проблем судебной психологии долгое время дальше этих первых
попыток не шло. Во второй половине XIX века не только успешное развитие
естественных наук, но и рост преступности во всех ведущих
капиталистических странах послужили толчком к дальнейшему оживлению и
расширению судебно-психологических исследований.

ОФОРМЛЕНИЕ ЮРИДИЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ КАК НАУКИ

Конец XIX и начало XX в. связаны с интенсивным развитием психологии,
психиатрии и ряда юридических дисциплин (в первую очередь — уголовного
права). Ряд ученых, представлявших эти науки в тот период, занимали
прогрессивные позиции (И. М. Сеченов, В. М. Бехтерев, С. С. Корсаков, В.
П. Сербский, А. Ф. Кони и др.).

Развитие психологии, психиатрии и права привело к необходимости
оформления юридической психологии как самостоятельной научной
дисциплины. П.И.Ковалевский в 1899 году поставил вопрос о разделении
психопатологии и правовой психологии, а также введении этих наук в курс
юридического образования.

Примерно в этот же период развернулась борьба между антропологической и
социологической школами уголовного права. Родоначальником
антропологической школы был Ч. Ломброзо, создавший теорию «врожденного
преступника», который в силу своих атавистических черт не может быть
исправлен.

Представители социологической школы использовали идеи утопического
социализма и решающее значение в объяснении причин преступности
придавали социальным фактам. Для этого времени некоторые идеи
социологической школы несли в себе прогрессивные элементы.

В начале XX в. в юридической психологии появляются экспериментальные
методы исследования.

Значительное количество работ этого периода посвящено психологии
свидетельских показаний. Это работы И. Н. Холчева «Мечтательная ложь»,
Гр. Португалова «О свидетельских показаниях» (1903), Е. М. Кулишера
«Психология свидетельских показаний и судебное следствие» (1904). На эту
же тему были сделаны доклады М. М. Хомяковым «К вопросу о психологии
свидетеля» (1903), А. В. Завадским и А. И. Елистратовым «О влиянии
вопросов без внушения на достоверность свидетельских показаний» (1904),
О. Б. Гольдовским «Психология свидетельских показаний» (1904).

Появляются работы Л. Е. Владимирова, Г. С. Фельдштейна, М. Н. Гернета и
других, в которых исследуется психология личности преступника.

Наиболее обстоятельная работа по судебной психологии принадлежала Гансу
Гроссу. В его «Криминальной психологии», вышедшей в 1898 г.,
использованы результаты общепатологических экспериментальных
исследований ряда психологов того времени.

В изучении психологии расследования преступлений серьезным шагом вперед
было непосредственное применение экспериментального метода психологии.
Один из создателей этого метода французский психолог Альфред Бинэ
впервые экспериментальным путем изучал вопрос о влиянии внушения на
детские показания. В 1900 г. он опубликовал книгу под названием
«Внушаемость», в которой вопросам влияния внушения на детские показания
посвящена специальная глава. В ней А. Бинэ делает небезынтересные
выводы: 1) ответы на вопросы всегда содержат ошибки; 2) в целях
правильной оценки показаний в протоколах судебных заседаний следует
подробно излагать как вопросы, так и ответы на них.

В 1902 г. эксперименты по определению достоверности свидетельских
показаний производил немецкий психолог Вильям Штерн. Его задачей было не
изыскание научно обоснованных приемов получения показаний свидетелей,
как у А. Бинэ, а установление степени достоверности показаний. Опираясь
на свои данные, В. Штерн утверждал, что свидетельские показания
принципиально недостоверны, порочны, поскольку «забывание есть правило,
а воспоминание — исключение». Итоги своего исследования В. Штерн доложил
на заседании Берлинского психологического общества, они вызвали большой
интерес в юридических кругах многих стран Европы. Впоследствии В. Штерн
создал персоналистическую концепцию памяти, носившую ярко выраженный
идеалистический характер. Согласно этой концепции память человека не
является отражением объективной реальности, а выступает лишь как ее
искажение в угоду узко эгоистическим интересам личности, ее
индивидуалистическим намерениям, ее гордости, тщеславию, честолюбию и
пр.

Доклад В. Штерна вызвал бурную реакцию и у русских юристов. Рьяными
сторонниками В. Штерна в России стали профессор Петербургского
университета О. Б. Гольдовский, профессора Казанского университета А. В.
Завадский и А. И. Елистратов. Они самостоятельно провели серию опытов,
подобных опытам В. Штерна, и сделали аналогичные выводы. Сам О.
Гольдовский говорил: «Психологические основания ошибок очень различны и
вывод из сопоставления картины, воспроизведенной свидетелем, с
действительностью, получается очень печальный. Свидетель не дает точной
копии, но лишь суррогат ее».

Взгляды А. В. Завадского и А. И. Елистратова наиболее точно
сформулированы в следующем высказывании: «В. Штерн произвел ряд опытов
над достоверностью свидетельских показаний. Опыты дали ему право
составить такое положение: безошибочные показания будут исключением,
правилом же должны считаться показания с ошибками. Положение это может
считаться вполне установленным».

Вопросами судебной психологии в Германии занимались также О. Лип-пман,
А. Крамер, В. Ф. Лист, С. Яффа и др. С 1903 г. В. Штерн при
сотрудничестве Листа и Гросса стал выпускать журнал «Доклады по
психологии показаний».

Исследования по криминалистической психологии проводились и в других
странах: во Франции — Клапаредом, в США — Мейерсом, а также Микином
Кеттелом, который в 1895 г. провел эксперимент с памятью студентов, а
затем предложил составить указатель степеней точности свидетельских
показаний.

Над вопросами психологии свидетельских показаний в России работали также
М. М. Хомяков, М. П. Бухвалова, А. Н. Берштейн, Е. М. Кулишер и др. В
1905 г. вышел сборник «Проблемы психологии. Ложь и свидетельские
показания». Многие статьи сборника пронизывала идея о недостоверности
свидетельских показаний.

Характерным является отзыв об экспериментах В. Штерна тогдашнего
обер-прокурора уголовно-кассационного Сената России (впоследствии
министра юстиции) И. Г. Щегловитова. Он писал: «Новейшие наблюдения
показывают, что свидетельские показания содержат множество
непроизвольных искажений истины, и поэтому необходимо избегать
установления внешней обстановки преступления исключительно при помощи
свидетелей».

Однако необходимо отметить, что далеко не все ученые юристы и психологи
того периода разделяли негативное отношение к свидетельским показаниям.
Среди них прежде всего следует назвать крупнейшего русского юриста А. Ф.
Кони. В прениях по докладу О. Гольдовского «О психологии свидетельских
показаний» на заседании уголовного отделения юридического общества
Петербургского университета А. Ф. Кони резко выступил против выводов В.
Штерна и О. Гольдовского. Он говорил: «Нельзя скрывать, что исследования
Штерна крайне односторонни, нельзя также скрывать и того, что в сущности
это столько же поход против свидетелей, сколько и судей и особенно
присяжных заседателей». Позднее, на заседании того же общества, А. Ф.
Кони выступил с самостоятельным докладом по тому же вопросу, который по
существу был ответом на неосновательные утверждения о ненадежности
свидетельских показаний.

Ученые Казанского университета М. А. Лазарев и В. И. Валицкий
констатировали, что положения Штерна не будут иметь значения для
практики, что важнейшее зло при свидетельских показаниях не
непроизвольные ошибки, а сознательная ложь свидетелей, явление
распространенное более, чем принято считать: почти 3/4 свидетелей
отступают от правды.

Известный советский психолог Б. М. Теплов правильно отмечал, что даже
при полной субъективной добросовестности авторов результаты
психологических экспериментов по содержанию будут определяться теорией,
которой они руководствуются. В своих психологических изысканиях В. Штерн
и другие проявляли непонимание особенностей психического отражения
объективной действительности. Так, сущность непроизвольной памяти они
рассматривали как случайный результат пассивного запечатления мозгом
действующих на него факторов. «Наш обзор различных теорий памяти в
зарубежной психологии показал, что основным и общим для них пороком
является то, что память не изучалась как продукт деятельности, и прежде
всего практической деятельности субъекта, а также и как особая,
самостоятельная идеальная деятельность. Это являлось одной из основных
причин, порождавших как механистические, так и идеалистические
представления о памяти»4.

Развитие наук, в том числе наук о социальных явлениях, порождает
стремление разобраться в причинах преступности, дать научное обоснование
деятельности социальных институтов, занимающихся ее предупреждением.
Таким образом, уже в XIX веке начинает складываться новый подход к
решению данной проблемы, сутью которого является стремление вскрыть
причины преступного поведения и на их основе составить программу
практической деятельности по борьбе с преступлениями и преступностью.

В середине XIX века Чезаре Ломброзо один из первых попытался научно
объяснить природу преступного поведения с позиции антропологии. Теория
Ломброзо находит последователей в наше время. Отголоски ее можно найти в
современных теориях, таких как теория хромосомных аномалий
Клайнфельтера, во фрейдистских и неофрейдистских учениях о врожденной
агрессии и разрушительных влечениях, генной инженерии.

Очевидно, если до конца следовать логике антропологической теории Ч.
Ломброзо, то борьба с преступностью должна осуществляться путем
физического уничтожения либо пожизненной изоляции «врожденных»
преступников. Биологизаторский подход в объяснении природы преступного
поведения был подвергнут серьезной, справедливой критике уже со стороны
буржуазных социологов, современников Ломброзо, когда преступность начала
изучаться как социальное явление.

ИСТОРИЯ ЮРИДИЧЕСКОЙ НАУКИ В ХХ СТОЛЕТИИ

Конец XIX — начало XX веков характеризуется социологизацией
криминологического знания, когда причины преступности как социального
явления начали изучать буржуазные социологи Ж. Кетле, Э. Дюркгейм, П.
Дюпоти, М. Вебер, Л. Леви-Брюль и другие, которые, применив метод
социальной статистики, преодолели антропологический подход в объяснении
природы преступного поведения, показав зависимость отклоняющегося
поведения от социальных условий существования общества. Эти работы были
безусловно прогрессивным явлением своего времени.

Солидный статистический анализ различных аномальных проявлений
(преступности, самоубийств, проституции), проведенный, в частности,
Жаном Кетле, Эмилем Дюркгеймом за определенный исторический отрезок
времени, показал, что число аномалий в поведении людей всякий раз
неизбежно возрастало в период войн, экономических кризисов, социальных
потрясений, что убедительно опровергало теорию «врожденного»
преступника, указывая на социальные корни этого явления.

Эти факты нашли свое отражение, в частности, в ряде
социально-психологических теорий преступности американских социальных
психологов этого периода — Р. Мертона, Ж. Старленда, Д. Матса, Т.
Сайкса, Э. Глюка и др. В работах этих авторов представлены многообразные
подходы к объяснению природы делинквентного поведения за счет различных
социально-психологических механизмов и феноменов, регулирующих
взаимодействие и поведение людей в группе. Характерная черта различных
буржуазных социально-психологических теорий преступности — отсутствие
единой методологической платформы, игнорирование социально-экономической
детерминированности преступности и других негативных социальных явлений.

Отличительная особенность современного криминологического знания — это
системный подход к рассмотрению и изучению причин и факторов
отклоняющегося поведения, разработка проблемы одновременно
представителями различных отраслей науки: юристами, социологами,
психологами, медиками.

Это в свою очередь позволяет комплексно подходить к практике
предупреждения преступлений. Немалую роль при этом играет
психолого-педагогическое оснащение тех социальных институтов, которые на
практике осуществляют правоохранительную, превентивную, пенитенциарную
деятельность.

Современные биологизаторские криминологические теории далеко не так
наивно, как Ломброзо, объясняют природу преступного поведения. Они
строят свои аргументы на достижениях современных наук: генетики,
психологии, психоанализа. Так, в частности, одной из сенсаций 70-х годов
было открытие так называемого синдрома Клайнфельтера: хромосомные
нарушения типа 74XVV при нормальном наборе хромосом у мужчин 46ХУ среди
преступников встречаются в 36 раз чаще.

Была проведена также проверка гипотезы, согласно которой хромосомные
аномалии чаще встречаются не вообще у всех преступников, а прежде всего
среди лиц высокого роста. Американский национальный центр психического
здоровья в 1970 году опубликовал доклад, включающий обзор 45
исследований предполагаемой связи хромосомных аномалий с преступностью.
Всего было исследовано 5342 преступника, при этом специально была
подобрана группа лиц высокого роста, что якобы чаще всего связано с
агрессивным поведением при хромосомных нарушениях. Среди этих лиц лишь у
2% были обнаружены хромосомные нарушения, среди преступников любого
роста — 0,7%, среди контрольной группы законопослушных граждан, которая
составляла 327 человек, — 0,1 %.'

По существу это исследование установило некоторую минимальную связь
хромосомных аномалий не столько с преступностью, сколько с душевными
заболеваниями.

На Международной конференции во Франции в 1972 году исследователи разных
стран высказали единодушное мнение, что зависимость между генными
нарушениями и преступностью не подтверждается статистически.

Таким образом, теория хромосомных аномалий, как когда-то и
антропологическая теория преступности, при более тщательном изучении не
нашла своего подтверждения и была подвергнута серьезной обоснованной
критике.

Особое внимание последователи биологизаторского подхода, и в частности
представители фрейдистской и неофрейдистской школы, уделяют объяснению
природы такого свойства, как агрессивность, которая якобы служит
первопричиной насильственных преступлений. Агрессия — поведение, целью
которого является нанесение вреда некоторому объекту или человеку. Она
возникает, по мнению фрейдистов и неофрейдистов, в результате того, что
по различным причинам не получают реализацию отдельные неосознаваемые
врожденные влечения, что и вызывает к жизни агрессивную энергию, энергию
разрушения. В качестве таких неосознаваемых врожденных влечений Э. Фрейд
рассматривал либидо, А. Адлер _ стремление к власти, к превосходству над
другими, Э. Фромм — влечение к разрушению.

Очевидно, что при таком объяснении агрессивность неизбежно должна
возникнуть у любого человека с врожденными, сильно выраженными
неосознаваемыми влечениями, которые далеко не всегда способны
реализоваться в жизни и потому находят свой выход в деструктивном,
разрушительном поведении.

Однако последующие исследователи агрессивности и ее природы как за
рубежом, так и у нас в стране (А. Бандуры, Д. Бергковец, А. Басе, Э.
Квят-ковская-Тохович, С. Н. Ениколопов и др.) существенно изменили точку
зрения на природу агрессии и на ее выражение.

Все большая роль в природе агрессии отводится социальным прижизненно
действующим факторам. Так, А. Бандуры считает, что агрессия — результат
искаженного процесса социализации, в частности результат злоупотребления
родителей наказаниями, жестоким отношением к детям. А. Берговец
указывает, что между объективной ситуацией и агрессивным поведением
человека всегда выступают две опосредующие причины: готовность к
агрессии (злость) и интерпретация, толкование для себя данной ситуации.

Индивидуальные психосоматические и половозрастные особенности, связанные
с ними отклонения (отставание в умственном развитии, нервно-психические
и соматические патологии, кризисные возрастные периоды развития и т.д.)
рассматриваются как психобиологические предпосылки асоциального
поведения, которые способны затруднять социальную адаптацию индивида,
отнюдь не являясь при этом фатальной предопределяющей причиной
преступного поведения.

В настоящее время в западной криминологии наибольший удельный вес
занимают социально-психологические теории преступности, объясняющие
социально-психологические механизмы усвоения так называемой
делинквентной морали механизмами нейтрализации морального контроля,
защитными механизмами. В этом направлении в социальной психологии США
существует целый ряд довольно оригинальных попыток объяснить способы
формирования делинквентной субкультуры у несовершеннолетних.

Сюда можно отнести теорию «социальной аномалии» Р. Мертона, которая
построена на гипотезе об отмирании, отпадении норм морали при
делинквентном поведении (социология преступности); теорию
«нейтрализации» Д. Матса, Т. Сайкса, считающих, что преступник в целом
разделяет общепринятые нормы морали, но оправдывает свое преступное
поведение.

Развитию юридической психологии в первые годы Советской власти весьма
способствовал большой общественный интерес к вопросам осуществления
правосудия, законности, личности преступника и др. В стране начался
поиск новых форм предупреждения преступности и перевоспитания
правонарушителей. Юридическая психология приняла активное участие в
решении этих проблем. В 1925 году в нашей стране впервые в мире был
организован Государственный институт по изучению преступности и
преступника. В течение первых пяти лет существования этим институтом
было опубликовано значительное количество работ по юридической
психологии. Специальные кабинеты по изучению преступника и преступности
были организованы в Москве, Ленинграде, Саратове, Киеве, Харькове,
Минске, Баку и других городах.

Одновременно велись исследования по психологии свидетельских показаний,
психологической экспертизе и некоторым другим проблемам.

Интересные исследования провел психолог А. Р. Лурия в лаборатории
экспериментальной психологии, созданной в 1927 году при Московской
губернской прокуратуре. Он изучал возможности применения методов
экспериментальной психологии для расследования преступлений и
сформулировал принципы работы прибора, который впоследствии получил
наименование «разоблачителя лжи» (лай-детектор).'

Значительный вклад в развитие юридической психологии того времени внесли
такие известные специалисты, как В. М. Бехтерев и А. Ф. Кони.

Секции криминальной психологии, криминалистической рефлексологии и
психологии были образованы на первом и втором Всероссийских съездах по
психоневрологии.

Уже в первые годы советской власти юристы и психологи настойчиво искали
новые формы борьбы с преступностью. Новый общественный строй видел в
преступнике прежде всего человека. Этот гуманистический принцип,
положенный в основу советского законодательного регулирования вопросов
доказывания, естественно, усиливал интерес к психологическим
особенностям людей, вовлеченных в орбиту уголовного судопроизводства,
вводил психологию в круг проблем, исследование которых было важно для
успешного расследования преступлений.

Сущность судебно-психологических изысканий того периода современный
советский психолог А. В. Петровский охарактеризовал следующим образом:
«В 20-е годы "судебная психология" — это авторитетная и обширная область
науки, имеющая предметом изучения психологические предпосылки
преступления, быт и психологию различных групп преступников, психологию
свидетельских показаний и судебно-психологическую экспертизу, психологию
заключенного (тюремная психология) и т. п.».

В те годы в Москве и на Украине были переведены и изданы труды западных
ученых: Г. Гросса, О. Липпмана, Э. Штерна, М. Геринга, Г. Мюнстерберга,
А. Гельвига.

Все это, безусловно, не могло не повлиять на судебно-психологические
исследования. Так, в работе А. Я. Канторовича «Психология свидетельских
показаний» (1925) ощущается влияние немецкого психолога В. Штерна и его
последователей. В 1927 году появилась статья Н. Гладышевского «Наша
нормальная неправдивость», в которой автор сделал вывод о том, что
органы чувств человека (зрение, слух, обоняние, осязание) несовершенны
и, следовательно, причины, порождающие ошибки в показаниях свидетелей,
неустранимы. Сходные выводы содержались и в другой статье Гладышевского
«Рефлексология свидетельских показаний».

В 1922 г. Кони опубликовал брошюру «Память и внимание», в которой
излагались проблемы свидетельских показаний. А. Р. Лурия в ряде своих
исследований подверг специальному психологическому анализу сущность
свидетельских показаний. Много внимания уделял вопросам психологии
свидетельских показаний известный тогда судебный психолог А. Е.
Бруси-ловский. Следует особо остановиться на исследованиях А. С. Тагера,
немало сделавшего для судебной психологии вообще и для психологии
свидетельских показаний в особенности. Он считал, что уголовный процесс
— это самый подлинный исследовательский процесс и что формирование и
изучение научных основ его предпосылок не может не дать значительного
материала для законотворчества.

17 декабря 1928 г. А. С. Тагер выступил на совете Психологического
института с докладом «Об итогах и перспективах изучения судебной
психологии». Совместно с А. Е. Брусиловским, С. В. Познышевьш, С. Г.
Геллерштейном он принимал активное участие в работе I Всесоюзного съезда
по изучению поведения человека (Москва, 1930 г.). Съезд имел специальную
секцию по судебной психологии, где обсуждались различные вопросы
изучения психологических проблем, касающихся борьбы с преступностью.

Были заслушаны доклады А. С. Тагера «Об итогах и перспективах изучения
судебной психологии» и А. Е. Брусиловского «Основные проблемы психологии
подсудимого в уголовном процессе».

В Московском государственном институте экспериментальной психологии
(ныне Институт психологии РАН) А. С. Тагер возглавлял экспериментальные
работы по психологии свидетельских показаний. Он составил программу
исследований, которая охватывала формирование показаний свидетелей от
процесса восприятия фактов и явлений в различных ситуациях до их
процессуального закрепления. Тагер искал формы исследований, вскрывающие
особенности формирования показаний с учетом психологических навыков
свидетелей, которые зависят от профессии, возраста, эмоциональных
состояний и т. д. Но Тагер считал невозможным ограничиться таким
дифференцированным исследованием показаний, несмотря даже на их
многократное повторение в различных вариантах. По его мнению, массовое
дифференцированное исследование должно сочетаться с
индивидуально-дифференцированным, учитывать особенности каждого
испытуемого, например, индивидуальные особенности зрения, слуха, памяти
при воспроизведении показаний через различные промежутки времени. А. С.
Тагер писал: «Поскольку в исследовании психологии показаний мы в конце
концов должны дойти до исследования источников ошибок как в восприятиях
свидетелей, так и в сохранении и переработке восприятии, так и
репродукции показаний, включая сюда и вопрос о превращении мыслей в
слова, постольку мы не можем обойтись без исследования работы каждого
испытуемого и сопоставления итогов с его психической продукцией в виде
свидетельского показания».

Представляют интерес и работы К. И. Сотонина, в которых освещались
психологические аспекты деятельности следователя и судьи, вопросы
получения правдивых свидетельских показаний, методы обнаружения в них
непроизвольной лжи.

Достижения экспериментальной психологии начинают использоваться в этот
период и в судебной практике в России. В частности, В. М. Бехтерев и его
ученики активно занимаются проблемами психологической диагностики
преступников и свидетелей. Первым значительным исследованием в области
судебно-психологической экспертизы была книга А. Е. Брусиловского
«Судебно-психологическая экспертиза: ее предмет, методика и предметы»,
вышедшая в свет в 1939 году в Харькове. В ней содержатся примеры попыток
использования судебно-психологической экспертизы (СПЭ) в уголовном
судопроизводстве.

Первоначально, в период становления экспериментальной психологии попытки
использовать ее для, нужд юридической практики сводились в основном к
разработке методик определения достоверности показаний участников
уголовного процесса. Например, ;А. Р. Лурия в 1928 г., исследуя
психические процессы, разрабатывает сопряженную моторную методику с
целью диагностики аффективных следов. Эта методика является прообразом
детектора лжи, широко используемого сейчас в зарубежной юридической
практике.

В работах того периода активно исследовалась личность правонарушителя.
Это имело свои положительные стороны, так как позволяло точно и
правильно квалифицировать совершенные преступления, учитывая все
Объективные и субъективные моменты. Но, с другой стороны, претендуя на
установление достоверности показаний участников судебно-следственного
процесса, эксперт брал на себя задачу определить насколько правдивы или
ложны эти показания. Например, на основе свободного рассказа
подэкспертного и ответов на вопросы эксперты-психологи делали выводы о
наличии или отсутствии так называемых «симптомов лжи», объективно
обусловленных тем или иным типом личности. Предполагали, что субъекты,
характеризующиеся холодностью, угрюмостью, циничностью, готовы на
заранее обдуманную ложь, искажение фактов. Поэтому ценность показаний
таких лиц считалась сомнительной. Недостоверными рассматривались
показания субъектов с комплексами неисполненных желаний.

Следует отметить, что тогда в психологической практике не было
эффективных научно обоснованных методик всестороннего исследования
личности и поэтому экспертная задача не могла быть решена. Но не только
это являлось главным недостатком СПЭ в тот период. Давая ответ на вопрос
о недостоверности показаний подэкспертного, эксперт-психолог преступал
границы своих специальных знаний и процессуальных полномочий, вторгаясь
тем самым в пределы компетенции следствия и суда.

Уровень практической психологии в тот период еще отставал от запросов
юридической практики. Психолог не только выявлял достоверность
показаний, но и практически определял вину лица, совершившего
преступление. Такая неправомерная переоценка компетенции психологической
экспертизы приводила к субъективным оценкам и вызвала негативное
отношение к экспертным психологическим исследованиям вплоть до 60-х
годов.

Заблуждения некоторых сторонников судебно-психологической экспертизы в
тот период получили вполне заслуженную критическую оценку ведущих
юристов. Однако на фоне этой критики не прозвучали конструктивные
предложения, которые способствовали бы правильному и строго
регламентированному применению психологических знаний в уголовном
процессе.

Большинство противников судебно-психологической экспертизы недооценивали
еще и то, что психологическая наука широко внедрилась в практическую
деятельность. И только в конце 50-х—начале 60-х годов был поставлен
вопрос о необходимости восстановления в правах юридической психологии и
судебно-психологической экспертизы. Так, в постановлении пленума
Верховного суда СССР № 6 от 3 июля 1963 г. «О судебной практике по делам
о преступлениях несовершеннолетних» указывалось на целесообразность
проведения судебно-психологической экспертизы при выяснении способности
несовершеннолетних полностью осознавать значение своих действий и
определении меры их возможности руководить своими действиями. С этого
постановления начинается активное использование психологических знаний в
следственной и судебной практике. Исследования отечественных юридических
психологов позволили на качественно новом уровне ставить и решать
психологические задачи применительно к целям следственного и судебного
процесса. В 1980 г. было разработано и принято методическое письмо
Прокуратуры СССР, посвященное назначению и проведению
судебно-психологической экспертизы. В ст. 78 УПК РФ отмечается:
«Экспертиза назначается в случаях, когда при производстве дознания,
предварительного следствия и при судебном разбирательстве необходимы
специализированные познания в науке, в технике, искусстве или ремесле...
Вопросы, поставленные перед экспертом, и его заключения не могут
выходить за пределы специальных познаний эксперта».

Одной из частных задач судебно-следственного процесса является оценка
личности обвиняемого, потерпевшего или свидетеля. В задачу
эксперта-психолога может войти общая психологическая характеристика
личности (так называемый психологический портрет). Эксперт на основании
своих профессиональных знаний выявляет такие свойства и качества
личности, которые позволяют сделать вывод о психологическом облике
человека. Но его экспертная деятельность в отличие от деятельности суда
и следствия не носит социально-оценочного характера, а строится на
научно-обоснованных положениях психологии.

Например, в Германии, Польше и Чехии общая психологическая
характеристика личности является необходимым компонентом любого вида
судебно-следственного дела. Значительное место в деятельности
экспертов-психологов этих стран занимает исследование несовершеннолетних
правонарушителей с целью определения их способности нести уголовную
ответственность. Согласно немецкому законодательству при рассмотрении
каждого случая противоправных действий несовершеннолетних должно быть
установлено, может ли несовершеннолетний нести уголовную ответственность
за свои деяния. Предпосылкой способности нести ответственность считается
достижение подростком, которому уже исполнилось 14 лет, уровня
психического развития, позволяющего действовать в соответствии с
требованиями общества, сознательно соотносить свое поведение с правилами
общежития, нормами и требованиями закона. В законодательстве отразилось
таким образом представление о том, что большинство подростков к 14 годам
обретают способность сознательно контролировать свои действия.
Отсутствие или недостаточное развитие способности сознавать подростком
значение своих действий и руководить ими психологи связывают не только с
болезненным расстройством психики, как это делают судебные психиатры, но
и с некоторыми психологическими особенностями здоровых подростков. В
предмет судебно-психологической экспертизы включаются также причины и
условия, способствовавшие совершению подростком правонарушения и
рекомендации воспитательного характера. Исходя из оценки
индивидуально-психологических особенностей подростка, окружающей его
социальной среды, эксперт-психолог может рекомендовать поместить
несовершеннолетнего в воспитательное или лечебное учреждение, внести
предложение по улучшению деятельности органов по делам молодежи, дать
конкретные советы родителям и воспитателям. Тем самым
судебно-психологическая экспертиза в Германии участвует в предупреждении
преступлений несовершеннолетних, в их исправлении и перевоспитании. В
других европейских странах, например в Польше, исследованию
психолога-эксперта подлежат индивидуально-психологические особенности
свидетелей, условия, в которых воспринимались ими определенные факты,
содержание показаний и некоторые другие обстоятельства. Экспертному
исследованию могут подвергаться только те феномены, которые определяются
уровнем развития психологической науки. Одно из условий объективного
заключения — научная надежность применения методов специального
исследования.

В 1934 г. была опубликована работа М. С. Строговича и А. Е.
Брусиловского «Свидетельские показания в качестве судебных
доказательств», которая явилась своеобразным итогом
судебно-психологических исследований того периода.

В начале 30-х годов исследования по судебной психологии, так же как и
исследования в области трудовой, социальной, медицинской психологии,
были остановлены, и до середины 50-х годов развитие этой науки
прервалось.

В 1964 г. было принято постановление ЦК КПСС «О мерах по дальнейшему
развитию юридической науки и улучшению юридического образования в
стране», которое восстановило юридическую психологию во всех юридических
вузах страны. В 1965—1966гг. началось чтение специальных курсов
юридической психологии в юридических вузах Москвы, Ленинграда, Минска и
некоторых других городов. В 1966 году Министерством высшего и среднего
образования СССР был проведен Всесоюзный семинар по вопросам
преподавания юридической психологии и основных проблем этой науки.

В мае 1971 г. в Москве состоялась первая Всесоюзная конференция по
судебной психологии.

В июне 1971 г. в Тбилиси на 4-м Всесоюзном съезде психологов судебная
психология была представлена отдельной секцией.

Осенью 1986 г. в городе Тарту (Эстония) прошла Всесоюзная конференция по
юридической психологии. На этой конференции собрались и выступили с
докладами и сообщениями представители всех республик и регионов
Советского Союза. В этих докладах широко обсуждались проблемы
методологии и структуры юридической психологии, задачи ее отдельных
отраслей (криминальная психология, психология потерпевшего, психология
предварительного следствия и др.), а также предполагаемая структура
вузовского курса этой дисциплины и методика ее преподавания.

Существенный вклад в становление и развитие юридической психологии
внесли В. В. Романов и М. И. Еникеев: первый в сфере внедрения
юридической психологии в сферу военной юстиции, а второй — в области
организации преподавания этой дисциплины в московских вузах.

В июне 1989 г. в Ленинграде на базе ИПК прокурорско-следственных
работников был организован Всесоюзный семинар-совещание преподавателей
юридической психологии всей страны. Его участники рассмотрели и
утвердили предложенную в докладе проф. В. Л. Васильева программу
вузовского курса предмета «Юридическая психология». В соответствии с
этой программой В. Л. Васильевым был создан учебник «Юридическая
психология» (М., 1991).

В настоящее время в нашей стране в области юридической психологии
проводится множество исследований с тем же названием по следующим
основным направлениям:

• Общие вопросы юридической психологии (предмет, система, методы,,
история, связи с другими науками).

• Правосознание и правовая психология.

• Профессиограммы юридических профессий, психологическая харак-!
теристика юридической деятельности.

• Криминальная психология. Психология преступника и преступления.

• Психология предварительного следствия.

• Психология уголовного судопроизводства.

• Судебно-психологическая экспертиза.

• Психологические особенности несовершеннолетних правонарушителей.

• Исправительно-трудовая психология.

• Этика и психология правоотношений в сфере предпринимательской
деятельности.

• Психологические закономерности возникновения и развития «теневой
экономики».

• Психология организованной преступности и др.

Такова, в самых общих чертах, история зарождения и развития юридической
психологии.

ЛИТЕРАТУРА:

Васильев В. Л. Юридическая Психология. СПб., 1998.

Майерс Дэвидс. Социальная психология. СПб., 1997

Общая психология / Под ред. Петровского А. В.

Практическая психология. Учебник под ред. Тутушкиной М. К. М.-СПб., 1997

История развития юридической психологии